[B][COLOR=darkblue]36
Все, что за этим следует, - довольно плоско и бледно. Я медленно поехал
под гору и через некоторое время спохватился, что это вовсе не дорога в
Паркингтон. Макинтош я оставил в будуаре, а дружка в ванной. Нет, это не был
тот дом, в котором мне хотелось бы жить. Мелькнула досужая мысль, что, может
быть, гениальный хирург изменит собственную карьеру и вместе с нею - как
знать - всю судьбу человечества, тем, что воскресит Курил-Куильти,
Клэра-Дромадера. Мне, в общем, было, все равно; хотелось забыть всю эту
мерзость, - и, когда я впоследствии узнал, что он не ожил, я только одному
обрадовался - не придется, значит, мысленно следить много месяцев за
мучительным и отталкивающим процессом его выздоровления, прерываемого
всякими неудобосказуемыми ухудшениями и операциями и увенчанного, может
быть, моим визитом к нему с целью перевести его воочию в реальность
телесности из положения призрака. Апостол Фома был не так глуп. Но не
странно ли, что чувство осязания, которое бесконечно менее ценится
человеком, чем зрение, не только теряется реже всего, но становится в
критические минуты нашим главным, если не единственным, критерием
действительности. Я был весь пропитан несчастным Куильти - весь проникнут
ощущением нашей борьбы перед кровопролитием.
Шоссе теперь тянулось среди полей. Мне пришло в голову (не в знак
какого-нибудь протеста, не в виде символа или чего-либо в этом роде, а
просто как возможность нового переживания), что, раз я нарушил человеческий
закон, почему бы не нарушить и кодекс дорожного движения? Итак, я перебрался
на левую сторону шоссе и проверил - каково? Оказалось, очень неплохо. Этакое
приятное таяние под ложечкой со щекоткой "распространенного осязания" плюс
мысль, что нет ничего ближе к опровержению основных законов физики, чем
умышленная езда не по той стороне. В общем, испытываемый мной прекрасный зуд
был очень возвышенного порядка. Тихо, задумчиво, не быстрее двадцати миль в
час, я углублялся в странный, зеркальный мир. Движения на шоссе было мало.
Редкие автомобили, проезжавшие по им предоставленной мною стороне,
оглушительно гудели на меня. Автомобили же, попадавшиеся навстречу, виляли,
шарахались и кричали со страху. Вскоре я стал приближаться к более
населенным местам. Проезд сквозь красный свет напомнил мне запретный глоток
бургундского вина из времен моего детства. Между тем возникали осложнения.
За мной следовали, мне сопутствовали. Затем, впереди меня, две патрульных
машины расположились таким способом, чтобы совершенно преградить мне дорогу.
Плавным движением я свернул с шоссе и, сильно подскочив два-три раза,
взъехал вверх по травянистому склону, среди удивленных коров, и там,
тихонько покачиваясь, остановился. Нечто вроде заботливого гегельянского
синтеза соединяет тут двух покойников.
[/B]

• 
• 
•