[B][COLOR=darkblue]Суетливо, деловито, лукаво, он встал снова, пока говорил. Я пошарил под
комодом, стараясь одновременно не спускать с него глаз. Вдруг я заметил, что
дружок торчит из-под радиатора близ комода. Мы опять вступили в борьбу. Мы
катались по всему ковру, в обнимку, как двое огромных беспомощных детей. Он
был наг под халатом, от него мерзко несло козлом, и я задыхался, когда он
перекатывался через меня. Я перекатывался через него. Мы перекатывались
через меня. Они перекатывались через него. Мы перекатывались через себя.
В напечатанном виде эта книга читается, думаю, только в начале двадцать
первого века (прибавляю к 1935-ти девяносто лет, живи долго, моя любовь); и
пожилые читатели, наверное, вспомнят в этом месте "обязательную" сцену в
ковбойских фильмах, которые они видели в раннем детстве. Нашей потасовке,
впрочем, недоставало кулачных ударов, могущих сокрушить быка, и летающей
мебели. Он и я были двумя крупными куклами, набитыми грязной ватой и
тряпками. Все сводилось к безмолвной, бесформенной возне двух литераторов,
из которых один разваливался от наркотиков, а другой страдал неврозом сердца
и к тому же был пьян. Когда, наконец, мне удалось овладеть своим драгоценным
оружием и усадить опять сценариста в его глубокое кресло, мы оба пыхтели,
как королю коров и барону баранов никогда не случается пыхтеть после
схватки.
Я решил осмотреть пистолет - наш пот мог, чего доброго, в нем
что-нибудь испортить - и отдышаться, до того как перейти к главному номеру
программы. С целью заполнить паузу, я предложил ему прочитать собственный
приговор - в той ямбической форме, которую я ему придал. Термин "поэтическое
возмездие" особенно удачен в данном контексте. Я передал ему аккуратно
написанный на машинке листок.
"Ладно", - сказал он. - "Прекрасная мысль. Пойду за очками" (он
попытался встать).
"Нет".
"Как хотите. Читать вслух?"
"Да".
"Поехали. Ага, это в стихах":

За то, что ты взял грешника врасплох,
За то, что взял врасплох,
За то, что взял,
За то, что взял врасплох мою оплошность...

"Ну, это, знаете, хорошо. Чертовски хорошо!"

...Когда нагим Адамом я стоял
Перед законом федеральным
И всеми жалящими звездами его -

"Прямо великолепно!"

За то, что ты воспользовался этим
Грехом моим, когда
Беспомощно линял я, влажный, нежный,
Надеясь на благую перемену,
Воображая брак в гористом штате,
И целый выводок Лолит...

"Ну, это я не совсем понял".

За то, что ты воспользовался этой
Основою невинности моей,
За то, что ты обманом...

"Чуточку повторяетесь, а? Где я остановился?.. Да".

За то, что ты обманом отнял
Возможность искупленья у меня,
За то, что взял ее
В том возрасте, когда мальчишки
Играют пушечкой своей...

"Так-с, первая сальность".

Она пушистой девочкой была,
Еще носила маковый венок,
Из фунтика еще любила есть
Поджаренные зерна кукурузы
В цветистом мраке, где с коней за деньги
Оранжевые падали индейцы,
За то, что ты ее украл
У покровителя ее,
- А был он величав, с челом как воск -
Но ты - ему ты плюнул
В глаз под тяжелым веком, изорвал
Его шафрановую тогу,
И на заре оставил кабана

Валяться на земле в недуге новом,
Средь ужаса фиалок и любви,
Раскаянья, отчаянья, а ты
Наскучившую куклу взял
И, на кусочки растащив ее,

Прочь бросил голову. За это,
За все, что сделал ты,
За все, чего не сделал я,
- Ты должен умереть!"
[/COLOR][/B]

• 
• 
•