[B][COLOR=darkblue]У нее оказался изящный двухместный автомобильчик, и в нем-то мы ездили
в Калифорнию, так как мой маститый Икар нуждался в отдыхе. Правила
обыкновенно она - с прирожденной скоростью в девяносто миль в час. Милая
Рита! Мы с ней разъезжали в продолжение двух туманных лет с перерывами, и
невозможно вообразить другую такую славную, наивную, нежную, совершенно
безмозглую Риточку! По сравнению с ней, Валерия была Шлегель, а Шарлотта
-Гегель! По правде сказать, нет ровно никакой причины заниматься мне ею на
полях этих мрачных мемуаров, но все-таки хочу сказать (алло, Рита - где бы
ты ни была, пьяная или трезвая, Рита, алло!), что эта моя самая
утешительная, самая понятливая подруга, несомненно, спасла меня от
смирительной рубашки. Я объяснил ей, что хочу отыскать сбежавшую
возлюбленную и угробить ее кота. Рита с важным видом одобрила этот план - и,
предприняв, в окрестностях Сан-Гумбертино, кое-какие собственные
расследования (хотя ни черта о деле не знала), сама спуталась с каким-то
бандитом; мне стоило адских усилий вызволить ее - в подержанном и
подшибленном виде, но вполне бодренькую. А другой раз, найдя мой священный
пистолет, она предложила поиграть в "русскую рулетку"; я возразил, что
нельзя, в пистолете нет барабана; мы стали за него бороться, и наконец
раздался выстрел, причем пуля ушла в стену нашего номера, и оттуда забил
очень тонкий и очень забавный фонтанчик горячей воды; помню, как она стонала
от смеха.
До странности детская вогнутость ее спины, рисовая кожа, медленные,
томные, голубиные поцелуи, - все это оберегало меня от беды. Не талант
художника является вторичным половым признаком, как утверждают иные шаманы и
шарлатаны, а наоборот: пол лишь прислужник искусства. Один довольно смутный
кутеж наш имел забавные последствия. Я только что прекратил поиски: бес либо
находился в Тартаре, или весело горел у меня в можжечке (где греза и горе
раздували пламя), но во всяком случае никакого не имел отношения к турниру
тенниса, в Сан-Диего, где в женском разряде первый приз взяла
шестнадцатилетняя Доротея Гааз, мужеподобная дылда. Как-то, во время
обратной поездки на восток, в гнуснейшей гостинице (того сорта, где
устраиваются коммерческие съезды и бродят, пошатываясь, ярлыками отмеченные,
марципановые толстяки, называющие друг друга Джо или Джим, заключающие
сделки и хлещущие виски) милая Рита и я, проснувшись за полдень, увидели,
что с нами в номере находится еще один человек, молодой бледный блондин,
почти альбинос, с белыми ресницами и большими прозрачными ушами. Ни Рита в
ее грустной жизни, ни я в моей никогда его не встречали. Весь потный, в
грязном фланелевом комбинезоне, в старых походных сапогах на шнурках, он
храпел на одеяле нашей двуспальной постели по другую сторону от моей
целомудренной подруги. У него не хватало одного переднего зуба, лоб оброс
янтарными прыщами. Риточка облекла свою гибкую наготу в мой макинтош -
первое, что попалось ей под руку; я же натянул трусики; после чего мы
обследовали положение. На подносе стояло целых пять употребленных стаканов,
что в смысле примет только усложняло дело. Дверь была плохо прикрыта. На
полу валялись мужской свитер да пара бесформенных военных штанов защитного
цвета. Мы долго трясли их владельца; наконец несчастный очнулся. Оказалось,
что он совершенно потерял память. Говоря с акцентом, который Рита определила
как "чисто бруклинский", он обиженно инсинуировал, что мы (каким образом?)
присвоили его (ничего не стоящую!) личность. Мы его быстрехонько одели и
потом оставили в ближайшей больнице, выяснив по дороге, что какие-то уже
забытые извилины и повороты привели нас в пресловутый Грейнбол. Полгода
спустя Рита написала тамошнему доктору. Тот ответил, что "Джек Гумбертсон" -
как незнакомца безвкусно прозвали - все еще не вошел в сношение со своим
прошлым. O, Мнемозина, сладчайшая и задорнейшая из муз!
[/COLOR][/B]

• 
• 
•