[B][COLOR=darkblue] Я сразу установил, что наш бывший преследователь предвидел мои
изыскания и подбросил мне на поживу ряд оскорбительных псевдонимов,
каламбуров и прочих вывертов. В первом же мотеле, который я посетил -
"Пондерозовая Сосна", - я нашел, среди дюжины явно человеческих адресов,
следующую мерзость: Адам Н. Епилинтер, Есноп, Иллиной. Мой острый глаз
немедленно разбил это на две хамских фразы, утвердительную и вопросительную.
Хозяйка соизволила мне сообщить, что мистер Епилинтер пролежал пять дней в
постели с сильным гриппом, что он оставил автомобиль для починок в
неизвестном ей гараже и съехал на новой машине - 4-го июля. Да,
действительно, девушка по имени Анна Лор тут работала, но это было давно,
теперь она замужем за бакалейщиком в Сидар Сити. В одну прекрасную лунную
ночь я подкараулил Марию - в белых сиделочных башмаках она шла по пустынной
улице; будучи, как многие, автоматом, она собралась было завопить, но мне
удалось ее очеловечить довольно простым способом - я пал на колени и со
взвизгами, с упоминанием святителей, стал умолять ее мне помочь. Она
клялась, что ничего не знает. Кто он такой, этот Епилинтер? Она как будто
заколебалась. Я проворно вынул стодолларовый билет. Она подняла его на свет
луны. "Ваш братец", - прошептала она наконец. Разразившись французским
проклятием, я выхватил билет из ее лунно-холодной руки и убежал. Этот случай
научил меня полагаться только на самого себя. Ни один сыщик, конечно, не
нашел бы тех пометных ниточек и наводящих зарубок, которые Трапп подгонял к
моим именно мозгам, настраивал на мой именно лад. Я не мог, разумеется,
ожидать, что мой преследователь где-нибудь оставил мне свое настоящее имя;
но я надеялся, что он когда-нибудь подскользнется на собственной блестящей
изощренности, осмелившись ввести более индивидуальную деталь, чем
требовалось, или что он выдаст слишком много через качество целого,
составленного из количественных частей, выдававших слишком мало. В одном он
преуспел: ему удалось демонической сетью окончательно опутать меня и мою
извивающуюся, бьющуюся тоску. С бесконечным мастерством клоуна-канатоходца
он пошатывался и запинался, и непонятным образом возвращался в состояние
равновесия, всегда, впрочем, оставляя мне спортивную надежду - если могу так
выразиться, когда идет речь об измене, ярости, опустошенности, ужасе и
ненависти, - что в следующий раз он наконец переборщит. Этого так никогда и
не случилось, - хотя он черт знает как рисковал. Мы все восхищаемся
акробатом в блестках, с классической грацией и точностью продвигающемся по
натянутой под ним струне в тальковом свете прожекторов; но насколько больше
тонкого искусства выказывает гротесковый специалист оседающего каната,
одетый в лохмотья вороньего пугала и пародирующий пьяного! Мне ли этого не
оценить...
Если эти оставляемые им пометные шутки и не устанавливали его личности,
они зато отражали его характер, - или, вернее, некий однородный и яркий
характер. В его "жанре", типе юмора (по крайней мере, в лучших проявлениях
этого юмора), в "тоне" ума я находил нечто сродное мне. Он меня имитировал и
высмеивал. Его намеки отличались известной изысканностью. Он был начитан. Он
говорил по-французски. Он знал толк в дедалогии и логомантии. Он был
любителем эротики. Почерк у него смахивал на женский. Он мог изменить имя,
но не мог замаскировать, несмотря на все попытки переодеть их, некоторые
буквы, как, например, его очень своеобразные "т" и "у". Остров Quelquepart
было одним из любимейших его местопребываний. Он не пользовался самоструйным
пером - верное указание (как подтвердит вам всякий психиатр), что пациент -
репрессивный ундинист. Человеколюбие понуждает нас пожелать ему, чтобы
оказались русалочки в волнах Стикса.
Главной чертой его было задирательство. Боже мой, как нравилось бедняге
дразнить меня! Он подвергал сомнению мою эрудицию. Я в достаточной мере горд
тем, что знаю кое-что, чтобы скромно признаться, что не знаю всего.
Вероятно, я пропустил некоторые пуанты в этом криптографическом пэпер-чэсе.
Какой трепет торжества и гадливости сотрясал хрупкий состав мой, когда,
бывало, среди простых, невинных имен в отельном списке тайный смысл его
дьявольской головоломки вдруг эякулировал мне в лицо! Я замечал, что, как
только ему начинало казаться, что его плутни становятся чересчур заумными,
даже для такого эксперта, как я, он меня приманивал опять загадкой полегче.
"Арсен Люпэн" был очевиден полуфранцузу, помнившему детективные рассказы,
которыми он увлекался в детстве; и едва ли следовало быть знатоком
кинематографа, чтобы раскусить пошлую подковырку в адресе: "П. О. Темкин,
Одесса, Техас".[/COLOR][/B]

• 
• 
•