[B][COLOR=darkblue]Эльфинстон (он у них тонкий, но страшный) был - да и остался таким,
надеюсь - премиленький городок. Он напоминал, знаете, макет - своими
аккуратными деревцами из зеленой ваты и домиками под красными крышами,
планомерно разбросанными по паркету долины, и мне кажется, я уже вскользь
говорил о его образцовой школе, и храмине, и просторных прямоугольных
жилищных участках, из коих некоторые, впрочем, сводились к довольно
своеобразным загонам, где мул или единорог пасся в тумане раннего июльского
утра. Забавная штука: на одном крутом, грависто-скрежещущем повороте я боком
задел стоявшую у тротуара машину, но сказал себе апатически, а замахавшему
руками владельцу - телепатически (в лучшем случае), что вернусь в свое
время, адрес: Бурдская Школа, переулок Бурды, город Кабура; джин,
поддерживавший жизнь моего сердца, мутил мозг, и после нескольких пробелов и
провалов, свойственных эпизодам в снах, я очутился в приемной больницы, где
старался избить доктора и орал на людей, прятавшихся под стулья, и требовал
Марии, которая, к счастью для нее, отсутствовала в этот день; грубые руки
дергали меня за халат, оторвав, наконец, карман, и каким-то образом я
оказался сидящим верхом на принятом мною за доктора "Не люблю пациента"
лысом, смугловатом мужчине, который в конце концов встал с пола и заметил с
анекдотическим акцентом: "Ну, кто тут теперь невротик, я вас спрашиваю?";
после чего высокая суровая сестра преподнесла мне семь роскошно
иллюстрированных книг в роскошных переплетах и идеально сложенный
шотландский плед, причем попросила расписку; и в неожиданной тишине я в
передней заметил полицейского, которому мой коллега-автомобилист указывал на
меня, и я кротко расписался в получении книг и пледа - символический жест,
означавший, что уступаю мою Лолиту всем этим макакам, но что же я мог
сделать другого? Одна простая мысль стояла как бы нагишом передо мной:
главное - остаться на воле. Соверши я любой опрометчивый шаг, - и мне
пришлось бы объяснять все подробности своей преступной жизни. Поэтому я
притворился одуревшим от запоя. Коллеге-автомобилисту я заплатил, наплевав
на страховку, сколько он счел справедливым. Голубоглазому доктору Блю,
который теперь гладил меня по руке, я в слезах поведал о слишком обильных
возлияниях, которыми я считал нужным подбодрить ненадежное, но здоровое, не
нуждающееся ни в каких осмотрах сердце. Перед всей больницей я извинился с
таким фасонистым поклоном, что чуть не упал, добавив впрочем, что состою в
неважных отношениях с другими членами Гумбертского клана. Самому себе я
шепнул, что пистолет мой в сохранности и что я все еще не лишен свободы, -
могу выследить беглянку, могу уничтожить "брата".
[/COLOR][/B]

• 
• 
•