[B][COLOR=darkblue]Наконец я выехал на шоссе и вскоре завидел неоновый знак Серебряной
Шпоры с аметистовой надписью "Все занято", вокруг которой маячили миллионы
мотельных мотылей, называемых "мельниками" - не то от "мелькать", не то
из-за мучнистого оттенка на свету; и когда, около трех утра, после одного из
тех несвоевременных горячих душей, которые, как некий фиксаж, только
способствуют закреплению отчаяния и изнеможения в человеке, я лег в постель
- в ее постель, пахнувшую каштанами и розами, и мятными леденцами, и теми
очень тонкими, очень своеобразными французскими духами, которыми в последнее
время я позволял ей пользоваться, я никак не мог осмыслить простой факт, что
впервые за два года я разлучился с Лолитой. Внезапно мне подумалось, что ее
болезнь не что иное, как странное развитие основной темы, что у этой болезни
тот же привкус и тон, как у длинного ряда сцепленных впечатлений, смущавших
и мучивших меня в пути; я вообразил, как тайный агент, или тайный любовник,
или мерзкий шалун, или создание моих галлюцинаций - все равно кто - рыщет
вокруг лечебницы; Аврора едва "согрела руки", как говорят сборщики лаванды у
меня на родине, а я уже снова норовил пробиться в эту крепость - стучался в
ее зеленые двери, не позавтракав, не имев стула, не видя конца терзаниям.
Это было во вторник, а в среду или четверг, чудно реагируя - душенька
моя! - на какую-то "сыворотку" (из спермы спрута или слюны слона), она почти
совсем поправилась, и врач сказал, что "денька через два она будет опять
скакать".
Я к ней заходил раза два в день - всего, может быть, восемь раз, - но
только последнее посещение отчетливо запечатлелось у меня в памяти. В тот
день для меня было большим подвигом выйти из дому вообще, ибо я себя уже так
чувствовал, точно меня всего вылущил грипп, принявшийся теперь за меня.
Никто не узнает, каких усилий мне стоило отнести все это к ней - букет,
бремя любви, книги, за которыми я ездил за шестьдесят миль: "Драматические
Произведения" Браунинга; "История Танца"; "Клоуны и Коломбины"; "Русский
Балет"; "Цветы Скалистых Гор"; "Антология Театральной Гильдии" и "Теннис"
Елены Вилльс, которая выиграла свой первый национальный чемпионат в
пятнадцать лет. В ту минуту как я, шатаясь под ношей, подходил к двери
Лолитиной частной палаты, стоившей мне тринадцать долларов в день, Мария Лор
(молодая гадина, служившая сиделкой и с первого дня меня возненавидевшая)
как раз выходила оттуда с остатками Лолитиного утреннего завтрака на
подносе: она с проворным грохотком поставила поднос на стул в коридоре и,
вихляя задом, стрельнула обратно в комнату, - верно, чтобы предупредить
бедную маленькую Долорес, что старый тиран подкрадывается на резиновых
подошвах, с букинистическим хламом и букетом: последний я составил из диких
цветов и красивых листьев, которые я набрал собственными гантированными
руками на горном перевале, при первых лучах солнца (я почти не спал во всю
ту роковую неделю).
[/COLOR][/B]

• 
• 
•