[B] Кстати насчет резких отвлечений в сторону: мы едва не раздавили
навязчивую пригородную собаку (из тех, что устраивают засады автомобилям),
как только повернули на Лоун Стрит. Показался Гейзовский дом - досчатый,
беленый, ужасный, потускневший от старости, скорее серый, чем белый - тот
род жилья, в котором знаешь, что найдешь вместо душа клистирную кишку,
натягиваемую на ванный кран. Я дал на чай шоферу и понадеялся, что он сразу
отъедет, - это позволило бы мне незаметно спетлить обратно к гостинице,
чтобы подобрать чемодан; но он попросту причалил к противоположному дому, с
веранды которого старая мисс Визави окликала его. Что мне было делать? Я
нажал на дверную кнопку.
Чернокожая горничная впустила меня и оставила стоять на половике,
покамест мчалась назад на кухню, где что-то горело или, вернее, подгорало.
Прихожую украшали гроздь дверных колокольчиков, белоглазое деревянное
чудище мексиканского производства для туристов, и ван Гог ("Арлезианка") -
банальный баловень изысканной части буржуазного класса.
Справа, приотворенная дверь позволяла увидеть уголок гостиной с
добавочным мексиканским вздором в стеклянном шкафу и полосатым диваном вдоль
стены. Впереди, в глубине прихожей, была лестница, и, пока я стоял, вытирая
платком лоб (только теперь я отдал себе отчет в том, какая жара была на
дворе) и глядя на случайно подвернувшийся предмет - старый серый теннисный
мячик, лежавший на дубовом бауле, - донесся с верхней площадки контральтовый
голос госпожи Гейз, которая, перегнувшись через перила, мелодично спросила
"Это мсье Гумберт?" В придачу оттуда упало немножко папиросного пепла. Затем
сама дама (сандалии, темно-красные штаны, желтая шелковая блузка, несколько
прямоугольное лицо - в этом порядке) сошла по ступеням лестницы, все еще
постукивая указательным пальцем по папиросе.
Я, пожалуй, тут же и опишу госпожу Гейз, чтобы разделаться с ней.
Бедной этой даме было лет тридцать пять, у нее был гладкий лоб, выщипанные
брови и совсем простые, хотя и довольно привлекательные черты лица того
типа, который можно определить как слабый раствор Марлены Дитрих. Похлопывая
ладонью по бронзоватому шиньону на затылке, она повела меня в гостиную, где
мы поговорили с минуту о сгоревшем доме Мак-Ку и преимуществах жизни в
Рамздэле. Ее широко расставленные аквамариновые глаза имели привычку
окидывать всего собеседника, прилежно избегая только его собственных глаз.
Ее улыбка сводилась к вопросительному вскидыванию одной брови; и пока она
говорила, она как бы развертывала кольца своего тела, совершая с дивана
судорожные маленькие вылазки в направлении трех пепельниц и камина (в
котором лежала коричневая сердцевина яблока); после чего она снова
откидывалась, подложив под себя одну ногу. Она явно принадлежала к числу тех
женщин, чьи отполированные слова могут отразить дамский кружок чтения или
дамский кружок бриджа, но отразить душу не могут; женщин, совершенно
лишенных чувства юмора, женщин, в сущности вполне равнодушных к
десяти-двенадцати знакомым им темам салонного разговора, но при этом весьма
привередливых в отношении разговорных правил, сквозь солнечный целофан коих
ясно проступают затаенные, подавленные и не очень аппетитные вещи. Я вполне
понимал, что ежели по какому-либо невероятному стечению обстоятельств
оказался бы ее жильцом, она бы методически принялась делать из меня то, что
ей представлялось под словом "жилец", и я был бы вовлечен в одну из тех
скучных любовных историй, которые мне были так знакомы.
[/B]

• 
• 
•